Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]
МАРИАННА. Послушай, он, кажется, из тех, кто предпочитает себе подобных. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю.
ЕВГЕНИЯ. Пускай. Он при этом далеко неравнодушен к женщинам. Он любит меня до безумия.
МАРИАННА. Он любит твои деньги.
ЕВГЕНИЯ. Пускай. У меня будет титул. Русская графиня в Париже - это весьма притягательная фигурка. А ты выходи замуж за Ореста, и вы можете поселиться на Каменном острове. Ты же моя сестра. Я всегда так относилась к тебе. Да и Ореста я люблю. Теперь буду любить как брата. Тоже хорошо.
И сестры залились слезами, обнимая друг друга.
Дом в стиле модерн в наши дни. Полина и Коробов у оранжереи. У машины Потехин с мобильником.
ПОЛИНА. Владимир Семенович, Юля могла вообразить, что осталась в начале века, но не Морев. Однако его нет. В доме и в саду все перерыли с собакой.
КОРОБОВ. По секрету... я вывез Морева, здесь его нет.
ПОЛИНА. Слава Богу! Но ему необходимо уехать и тайно. Иначе ему несдобровать. Да и вам. Будьте осторожнее.
ПОТЕХИН (по телефону). С художником я бы сам расчелся, если бы нашел. У меня его нет. С собакой обыскали всюду.
ГОЛОС ДЕБОРСКОГО. Я должен сам убедиться. Сейчас мне море по колено.
ПОТЕХИН. Сожалею. Такое прелестное создание...
ГОЛОС ДЕБОРСКОГО. С вашими маскарадами, с явлениями мертвецов вы окончательно свели ее с ума. Открывайте ворота. Иначе взорву.
ПОТЕХИН. Калитку открою. Войдешь один и без оружия. Войны между нами нет.
ГОЛОС ДЕБОРСКОГО. Добро!
ПОТЕХИН (убирая мобильник). Полина, в дом скорее. Пусть Стас достанет оружие. Юля покончила с собой. Дебил на все способен.
Едва открылась калитка, началась стрельба. Деборский шел с автоматом и крушил все вокруг. Потехин, отходя к двери, достал пистолет. Деборский буквально изрешетил его пулями. Стас, разбив окно, со второго этажа уложил Деборского и двух его охранников.
Показался Коробов с автоматом; из дома вышла Полина в состоянии шока, то есть ощущая себя в подвешенном положении, как фигурки людей на картинах Шагала, а где-то внизу и вдали вспыхивали сцены нынешнего дня, столь протяженного, как вся ее жизнь.
Мансарда в высоком шестиэтажном доме в стиле модерн. Входят Полина в том же светлосером костюме, в котором художник увидел ее впервые, и Морев.
ПОЛИНА. Как! Вся та жизнь Ломовых и Ореста Смолина с Марианной - это ваши фантазии?
МОРЕВ. А картины и рисунки Ореста? Или мои фантазии проступали перед вами в виде оживающих изображений?
ПОЛИНА. Да.
В глубине мастерской, как из дали времен, пока длится диалог, мелькают картины в духе Зинаиды Серебряковой: маленькие дети - мальчик, девочка и совсем маленькая девочка - сидят за большим столом, покрытом белой скатертью, обедают... Это в годы Первой мировой войны. На другой картине - та же самая маленькая девочка лет через десять, с тремя куклами, каштановые волосы, отдающие позолотой, тонкие губы, подбородок, большие черные глаза, на щеках румянец, как с мороза... И две картины: одна - «Балетная уборная. Снежинки», другая - «Девочки-сильфиды», - в одной из юных балерин можно узнать маленькую кроху из времен Первой мировой войны.
Трепетная, прекрасная юность вступает в жизнь вопреки всем тяготам суровых лет. Вероятно, это картины Ореста Смолина, а писал он, видимо, со своих детей, в девочках угадывается облик Марианны.
МОРЕВ. Что если и ваша жизнь в доме в стиле модерн на Каменном острове - всего лишь ваши и мои фантазии, которые сплелись в единый узел?
ПОЛИНА. В единый узел любви? С этим я согласна. Я словно проснулась от сна, в котором меня преследовали сладостные и ужасные дела и события. Сны Золушки о том, как она превратилась в принцессу.
МОРЕВ. В газетах пишут, будто особняк на Каменном острове приобретен с какими-то нарушениями. Что же будет?
ПОЛИНА. Будет судебное разбирательство. Но это, надеюсь, помимо меня, поскольку я еще не вступила в права наследства. И, слава Богу, меньше ненужных, напрасных хлопот.
МОРЕВ. Вы спокойны и даже смеетесь. Это хорошо
ПОЛИНА. Но у меня достаточно денег, чтобы предложить вам совершить поездку в Италию, столь необходимую для художника, как было исстари, один или со мной.
МОРЕВ. Нет, мне Италия не нужна, если ты хочешь быть со мной.
ПОЛИНА. Я хочу быть с тобой, но Италия - это же прекрасно!
МОРЕВ. Быть с тобой прекрасно. А прекрасное, как говорили древние, трудно.
ПОЛИНА. Ты думаешь, тебе будет трудно со мной?
МОРЕВ. О, нет! Но красота, счастье - все это, как взойти на вершину мира, трудно.
ПОЛИНА. Я - красота? Вы смеетесь надо мной. Я всегда ощущала себя Золушкой, и это чувство сохранилось во мне, вопреки внешнему успеху.
МОРЕВ. Правильно. Если Золушка и превращается в принцессу, она в душе остается Золушкой, ибо лишь страдающая душа прекрасна. Иначе она становится пустышкой, попрыгуньей, по Чехову.
ПОЛИНА. Я становлюсь, на ваш взгляд, такой?
МОРЕВ. Нет, нет. В вас есть достоинство, ум, красота...
ПОЛИНА. Опять красота! Я ведь почти дурнушка. Лишь хорошие вещи скрадывают мое уродство.
МОРЕВ. Теперь вы смеетесь над собой. Это правильно. Я говорю о красоте личности, а не лица.
ПОЛИНА. Как трудно с вами разговаривать. Вы все время меня куда-то подбрасываете. А я хожу по земле. Не хочу быть не лучше и не хуже, какая есть.
МОРЕВ. Лучше нельзя быть. Вы в зените возраста, карьеры, красоты.
ПОЛИНА. Опять!
МОРЕВ. И не только вы. Ныне много прекрасных женщин, не говорю о фотомоделях и актрисах, просто на улице, в метро бросаются в глаза. И почти все курят. Прекрасное - трудно.
ПОЛИНА. А нельзя нам просто объясниться в любви?
МОРЕВ. Мы это и делаем.
ПОЛИНА. Хорошо. Скажите, это были вы со мной тогда ночью? Это вас я приняла за Ореста?
МОРЕВ. А он выдавал себя за ангела?
ПОЛИНА. Значит, это были вы.
МОРЕВ. Нет, я бы не стал выдавать себя за ангела.
ПОЛИНА. А откуда в таком случае вы знаете, что он выдавал себя за ангела?
МОРЕВ. Из новелл эпохи Возрождения.
Вид из окна сверху - золотые вертикали Санкт-Петербурга в сиянии неба и вечности.
2006
КАБАРЕ "БРОДЯЧАЯ СОБАКА"
Киносценарий
Закатное небо над Петербургом 10-х годов XX века с его золотыми вертикалями шпиля колокольни церкви Петропавловской крепости с ангелом, Адмиралтейства - с парусником и купола Исаакиевского собора - с погружением в ночные сумерки улиц...
Из затемнения возникает эмблема кабаре, занимая весь экран: собака неясной породы с головой, повернутой к хвосту, с лапой на театральной маске; ниже надпись:
ПОДВАЛЪ БРОДЯЧЕЙ
С О Б А К И
Михайловская площадь,5
Эмблема спадает или взмывает вверх, как занавес, и мы оказываемся в полуподвальном помещении с гостиной с камином, с буфетом и уборными, а центральное место занимает небольшой зал со сценой, с которой в исполнении Хора звучит «Собачий гимн». Хор состоит из девушек и юношей с особенной красотой, одетых чисто театрально, иногда в масках, под стать убранству кабаре, простому и вместе с тем изысканному, как диковинные цветы на стенах и потолке, или персонажи из сказок Гоцци, словно проступающих со стен и из-за угла.
За пианино Цыбульский Николай Карлович, композитор и музыкант, в потертом фраке, слегка выпивший (его постоянно кто-нибудь угощает вином и даже обедом, поскольку гол как сокол), играет безвозмедно вальсы собственного сочинения и временами вдохновенно импровизирует.
ХОР...
Во втором дворе подвал,
В нем - приют собачий.
Каждый, кто сюда попал, -
Просто пес бродячий.
Но в том гордость, но в том честь,
Чтобы в тот подвал залезть!
Гав!
В буфете за одним из столиков Борис Пронин, худощавый, очень подвижный, энтузиаст по темпераменту, артист Александринского театра на второстепенных ролях, чуть ли не статист, в большей мере помощник Мейерхольда во всех его начинаниях и неожиданный организатор артистического кабаре "Бродячая собака", его художественный руководитель и директор. К нему подсаживается Николай Петров, по прозванию Коля Петер, его помощник.
ПЕТРОВ (к буфетчику). Кузьмич, какое нынче меню?
КУЗЬМИЧ. Все то же. Выбор невелик.
ПЕТРОВ. Нет, что там написано?
КУЗЬМИЧ. Коля Петер, вы хотите, чтобы я прочел меню вслух? Извольте.
Берет в руки листок с эмблемой «Бродячей собаки» и эпиграфом из Козьмы Пруткова: «Пища столь же необходима для здоровья, сколь необходимо приличное обращение человеку образованному» и читает:
